Александр Скрипкин
По словам медсестры одного из больничных корпусов Ташкентской медицинской академии («старого ТашМИ»), каждую зиму к ним в приемный покой в критическом состоянии поступают десятки бездомных, как правило, стариков, – изможденных и обмороженных, и медики вынуждены их принимать, но не более, чем на десять дней. По истечении этого времени их выдворяют обратно на улицу. А больше некуда.
Нетрудно подсчитать, что если такова ситуация в столице, то по всей республике, в отдельных регионах которой средняя температура зимой гораздо ниже ташкентской, речь идет о тысячах людей, лишенных возможности обрести хоть какой-нибудь теплый угол.
Уместно вспомнить историю 57-летней Татьяны Власовой - одинокой женщины, после автоаварии потерявшей возможность самостоятельно передвигаться, и вынужденной на протяжении полугода жить, сидя на газоне вдоль одной из центральных улиц Чирчика – промышленного городка в Ташкентской области.
Благодаря вмешательству ташкентских журналистов, власти города её «заметили», поместили в больницу, где откормили и подлечили, а затем занялись восстановлением её документов. Вероятно, сейчас Власова проживает в одном из интернатов для престарелых в Ташкентской области.
Однако историй со «счастливым» концом – единицы. Чаще всего бомжам-инвалидам без документов остается рассчитывать только на самих себя либо на жителей домов, неподалеку от которых эти люди обитают.
По безалаберности лишился паспорта
Довольно типична в этом смысле история одноногого бездомного человека из Яшнабадского (бывшего Хамзинского) района Ташкента. Александр Иванович Скрипкин родился в 1956 году в городе Свирске Иркутской области РСФСР. После службы в армии в 1979 году по приглашению своей сестры, которая тогда жила в Ташкенте (а восемь лет назад переехала в Россию), приехал к ней в гости и устроился на работу на Тепловозоремонтный завод, в общежитии которого получил прописку. На этом заводе Скрипкин в должности грузчика проработал одиннадцать лет – до 1990 года.
Александр Скрипкин
«Начальник цеха забирал за меня премиальные, и когда я на него пожаловался в бухгалтерию, он начал меня всеми силами «выдавливать», - рассказывает Скрипкин. – Ну, в один прекрасный день я, не дожидаясь увольнения, просто забрал свой паспорт и, не увольняясь, ушел.
Приятель с завода устроил меня работать в один из частных домов в Назарбеке (поселок в Ташкентской области - прим. авт.). Я жил там пару месяцев, помогая хозяину сажать розы. Однажды местный участковый, узнав, что я живу в этом доме без прописки, приехал, оформил меня в приемник-распределитель, но вместо него забрал к себе домой работать. При этом забрал себе и мой паспорт. А на следующий день, когда участковый ушел на работу, приехал на КАМАЗе мой хозяин и меня оттуда забрал. Я проработал у него еще несколько дней и ушел (паспорт остался у участкового – прим. авт.).
Все тот же приятель с завода устроил меня работать в другой дом – в районе «нового ТашМИ». Там были большие поля, и вместе с ним я сажал на них морковь. Какое-то время проработал там, а потом меня позвали сюда, на Янгиабад (массив Яшнабадского района - прим. авт.), и вот здесь, на этой улице, в доме Сахобат-опы я прожил и проработал пятнадцать лет. Получается, приблизительно до 2006 года. Я у нее был как бы охранником, ну и выполнял разную работу по дому.
Потом она умерла, родственники дом продали и уехали. Я до поры до времени здесь же в махалле (квартале - прим. авт.) или где-то в других местах ходил-подрабатывал то у одних, то у других».
«До поры до времени» - это до осени прошлого года. У некоторых работодателей Скрипкин жил и работал и по полгода, и по полтора. Как это было, например, у некоего бая на дачном участке в горном кишлаке Джума-базар Верхне-Чирчикского района Ташобласти, где наш герой прожил с апреля 2014 по ноябрь 2015 года. Там Скрипкин жил, что называется, на хлебе и воде, которую набирал из поливного арыка, отстаивал, процеживал и пил…
На вопрос, как он потерял ногу, Скрипкин рассказывает, что у него в начале 2012 года от сырости произошла закупорка тромбами сосудов. Нога долго болела и к концу года отнялась. Соседи вызвали скорую, мужчину отвезли в больницу, где у него установили гангрену, и выше колена ногу ампутировали.
А по поводу паспорта (еще советского образца) Скрипкин говорит, что примерно через полгода его бывший хозяин (сажавший розы) сходил к участковому, и тот ему сказал, что документ потерял. Кстати, этого садовника позже убили. Да и самого участкового, имя которого забылось, уже не найти.
Александр Скрипкин
Вот и живет сегодня Скрипкин в ташкентской махалле Тарнов-Боши на массиве Янгиабад, где он когда-то пятнадцать лет проработал у ныне покойной Сахобат-опы. Живет на улице, днем сидя на автобусной остановке, а ночуя в заброшенном автомобиле со спущенными колесами, без какой-либо надежды на лучшую долю в виде восстановления паспорта, получения пенсии и определения в ташкентский пансионат для ветеранов войны и труда. Кормят его сердобольные жители окрестных домов, они же дают и ненужную им одежду.
По словам молодой женщины Юлии, проживающей в этой же махалле и регулярно помогающей инвалиду, чтобы устроить его в пансионат, необходимо восстановить ему паспорт. Для этого нужно взять справку в адресном бюро Мирабадского района Ташкента о том, что он был прописан в общежитии теперь уже бывшего Тепловозоремонтного завода. По этой справке в РУВД получить справку формы 17.
И вот тут загвоздка: по данной справке паспорт дадут только в случае наличия хотя бы временной прописки. Причем, там же, в Мирабадском районе, поэтому Юлия, имеющая прописку в Яшнабадском районе Ташкента, прописать инвалида у себя не может. Но кто из необходимого района хотя бы на пару недель пропишет у себя никому неизвестного человека, благодаря чему он получит паспорт, затем выпишется и тут же устроится-пропишется в пансионат для ветеранов войны и труда? Замкнутый круг…
Больница – не выход
Еще одна история в конце прошлого года взбудоражила узбекский сегмент интернета: в одной из групп в Фэйсбуке было опубликовано сообщение, вызвавшее множество откликов, о том, что возле «старого ТашМИ» на асфальте сидит старушка, которую не впускают внутрь, в то время как на улице льет дождь и холодно.
Мадина Ишмурзина
Девушка, обнаружившая бабушку, подняла всех «на уши», заставила её пропустить, а затем, пообещав, что вернется и заплатит 80 тысяч сумов (на тот момент – около $16) – дневную стоимость пребывания в больнице, уехала за деньгами, надеясь, что женщину к ее возвращению положат в палату. Но, вернувшись, она обнаружила, что бабушка сидит в коридоре, возле туалета. Оказывается, её не отвели в палату, потому что ждали деньги. Помимо 80 тысяч, благодетельница заплатила еще и 100 тысяч медсестре, за уход.
Начали расспрашивать старушку - кто она, откуда, где её дети, но она совершенно ничего не помнила. Никаких документов с собой у нее не было. С тех пор ежедневно её пытались «выкинуть» на улицу под предлогом того, что в отделении ревматологии нет мест, и что «вообще бабушка здорова», хотя никаких анализов у нее не брали.
Корреспондент AsiaTerra несколько дней спустя отправился в это отделение Ташмедакадемии (ТашМИ) и пообщался с дежурным врачом, из разговора с которым выяснилось, что бабушка по-прежнему находится там и даже определена в отдельную палату, откуда «её никуда выдворять не собираются».
Мадина Ишмурзина
Оказывается, к тому моменту уже удалось выяснить от самой бабушки, что она родом из Хорезма, что звать её Мадина Ишмурзина, и ей 69 лет. Предположительный диагноз, поставленный ей в больнице, - деменция, то есть «приобретенное слабоумие» или «старческий маразм», в совокупности с атеросклерозом.
«Таких, как она, полно! – сказал дежурный врач. – Но поймите правильно: иногда приводят с улицы людей в ужасном состоянии, и наши пациенты возмущаются: «Я же заплатил деньги за свое пребывание здесь, почему я должен это терпеть?» Но то, что написано в этом сообщении в интернете – ложь. Кто её станет выгонять? Об этом даже речи не идет. Каждые пару дней к ней кто-то приходит: из СЭС приходили, из хокимията (администрации - прим. авт.), участковый приходил».
По словам врача, все приходящие пытаются выяснить, кто она такая, и пытаются ей как-то помочь. В настоящее время местный участковый инспектор пытается выяснить место прописки и проживания Ишмурзиной.
«Первые два дня действительно оплатила та девушка, что её привела, а потом мы пациентку перевели на бюджетную основу, - добавил доктор. - Но поймите правильно: мы можем держать пациента только десять дней. И если человек здоров, как мы можем держать его больше? Мы же больница, а не приют».
Мадина Ишмурзина
Как рассказали медсестры, обычно «таких людей», то есть обитателей улиц, бездомных, после 10-дневного пребывания в их медучреждении распределяют по другим больничным корпусам – в зависимости от характера заболевания.
«Вы там у себя напишите, что с этим надо что-то делать, - сказала одна из медсестер. – Как мы можем принимать такое количество людей с улицы – разве мы для этого существуем? Для этого должны быть созданы другие заведения».
И действительно, в стране существуют дома-интернаты «Мурувват» и дома престарелых «Саховат». В Ташкенте есть пансионат для ветеранов войны и труда, где на самом деле таких ветеранов – меньшая часть. В основном, в нем проживают люди самых разных возрастов, необязательно преклонных лет. Но для того, чтобы устроиться в любое из этих учреждений, необходимо иметь в наличии полный комплект документов, включая паспорт, медицинскую анкету с историей болезни, справки об анализах и т.д.
Однако у бомжей таких документов, как правило, нет, а значит, исходя из специального распоряжения президента Узбекистана за номером 15/42, согласно которому для определения в дом престарелых у одинокого пенсионера у него должны быть прописка и все документы, в том числе и о том, что он действительно одинок, таким людям попасть в подобные учреждения не «светит». Если, конечно, не вмешается чья-либо всесильная «рука».